Согласно исследованиям французских психологов Лебена и Умвелта девяносто семь процентов здоровых людей хоть раз в жизни испытывали чувство дежавю. И если вы вдруг оказались той малой частью, что ещё его не испытала, вспомните, что вы чувствуете, перечитывая полузабытую книгу или смотря фильм, который смутно помните. Узнавание – вот это чувство.
Но как часто вам приходилось «узнавать» нечто, казалось бы, абсолютно новое?
Видеть десятки и сотни вариаций одного сюжета, отличимых друг от друга лишь набором мелких деталей. И, хотя вы и можете согласиться с Жаном Польти и его мнению о существовании лишь тридцати шести оригинальных сюжетов, думаю, вы всё же отмечали, пусть и мимоходом, тенденцию современной моды, искусства к возвращению в прошлое. Видели людей, носящих одежду характерную порой и для времен нескольких десятков лет тому назад; посещали кинотеатр ради ремейка любимого фильма детства.
Как вы возможно уже догадались, эта статья вовсе не об эффекте дежавю, но скорее о цикличности кажущегося переменчивым ветра моды. Моды, не столь связанной с одеждой и презентацией себя (хотя речь пойдет и об этом тоже, лишь в меньшей мере), сколько с модой искусства и спроса на искусство.
Все мы слышали выражение «Спрос рождает предложение» и, не смотря на строгую его политичность, отношения спроса и предложения в капиталистическом обществе охватывают все сферы нашей жизни. Спрос порождает общество – его желания и нужды. И какое же главное желание для каждого человека, как не безопасность. Говоря об искусстве, это, конечно, безопасность психологическая. Наша психики, вечно стремящаяся защитить, оградить себя от враждебных влияний окружающей среды, стремящаяся к спокойствию. И, чаще чем мы об этом думаем, это спокойствие манифестируется в тихом вечере и просмотре телевизора или чтении. Передышке разума, если позволите.
Но отбросив лирику, можно уверенно отметить, что подобная передышка есть проявлением защитных механизмов нашей психики. Искусство объединяет в себе фактически все их формы: идентифицируя себя с персонажами художественных произведений мы переживаем через них собственные трудности, мы узнаём себя в них, создавая гордиев узел ассоциаций; мы расщепляемся, охватывая все существующие в данном произведение точки зрения, примеряя каждое; мы замещаем нечто нам недоступное, поглощая формы искусства; наконец, мы изолируем себя от реальности.
Можно вспомнить дискурс философа Славоя Жижека, упоминающего «эффект ленты Мебиуса», который он относит к приему кинематографа, где герой вдруг оказывает в пространстве мечты или сна. Реальность таким образом трансформируется, являясь одновременно порождением сна и его продолжением. Сам фильм тут – ремейк реальности.
И искусство всегда ремейк реальности, каким бы оторванным от неё оно не казался, поскольку создано нами же.
Искусство даёт нам безопасное исполнение наших эскапистских тенденции – желания избежать чего-либо, что неприятно. Искусство служит как десенсибилизатор, позволяя нам принять болезненные события. Искусство для самого создателя – способ обличить своих демонов и повергнуть их. Таким образом, природа искусства терапевтична. Множество психологов посвящают свою профессиональную жизнь методам проективным, где клиент призван создавать и моделировать, именно таким образом разрешая трудности. Интуитивно кодируя и декодируя символы общие,яфы21111111 и тем самым понятные каждому.
Принимая, что искусство есть ремейк реальности, то что можно сказать о волне ремейков самих произведений? Извечно циркулирующих на периферии нашей жизни «новых» версий сказок и фильмов прошлых лет. Вспоминая аллегорию Платона о пещере, где сама жизнь лишь жалкая иллюзия, мы и вовсе увязаем в повторении слова «копия».
Интертекстуальность, как взаимоотношение между текстами в некоторой мере схожими и далее их влияние друг на друга в разнообразных формах явных или неявных, в последние годы всё больше набирает популярность, но используется скорее ради моментов юмористических, нежели для обогащения смысла текстов. Говоря проще, интертекстуальность в наиболее частом её проявлении: вскользь оброненная по ходу фильма отсылка к любому другому фильму. Но главный недостаток такого её проявления (опуская явную бесполезность для развития искусства и зрителя в целом) это подверженность забвению. Сейчас, к примеру, вряд ли кто-то понимает значение фразы Джека в знаменитой сцене с топором в «Сиянии» Стенли Кубрика. Так в чем же смысл их существования? Удовольствие. Удовольствие, испытываемое от понимания. Удовольствие простой и знакомой ситуации.
Поглощая искусство, мы ведомы принципом удовольствия, стремлением нашей психики к снижению нагрузки. Систематически требуя и создавая тени, мы получаем искусственную безопасность. Возвращая забытое в невротическом желании повторить прежний опыт, получить больше, чем возможно, мы входим в фазу стагнации. Фазу, которую каждый их нас наблюдал на экранах десятков постапокалиптических фильмов. Не допустить стагнации можно лишь будучи активным. Создавая, мы делаем безопасной реальность, где нет нужды побега в фантазию.
Удовольствие потребления мимолетно, а желание большего лишь разрастается. Удовольствия создания – бесконечно.
Автор Виктория Моисеенко